ВОРОТА ВОЙНЫ

(Часть II)

22 июня. Утро.

В это утро все газеты вышли мирными. Валы ротационных машин замерли задолго до того, как случилось трагическое событие дня, ставшее главным на ближайшие четыре года. Война!

Никто еще ничего не знал. Сотни горьковчан спешили на трассу традиционного мотоциклетного кросса на приз летчика Героя Советского Союза В. П. Чкалова. Яхтсмены взяли старт из Чкаловска и к вечеру должны были финишировать в Горьком. Юные туристы собрались открывать свой летний сезон. Думали о своем будущем выпускники школ.

А в это время уже горел Брест и вела бой Брестская крепость.

Я искал воспоминания пограничников, видевших самое начало войны, когда еще не падали на землю бомбы. Но, сколько ни искал, их не было. Уцелел ли кто из них? Вряд ли. Огненный вал они приняли первыми. Они могли даже не успеть подумать, что же это началось. Крепость стояла за их  плечами в сотне метров, и этого расстояния было достаточно, чтобы тем, кто оставался в цитадели, оценить случившееся.

Как же начиналась война?

22 июня 1941 года. 4 часа 15 минут

“В последнюю ночь перед войной я и рядовой Щербина были в пограничном секрете. Находились в одном из укреплений.

На рассвете заметили приближающийся к железнодорожному мосту фашистский бронепоезд. Хотели сообщить на заставу, но поняли, что поздно... содрогнулась под ногами земля, небо почернело от вражеских самолетов". (Курсант школы шоферов М. Мясников.)

“Не успела я заснуть с вечера, как раздался страшный грохот. Вначале мне показалось, что это гроза, но, выглянув в окно, я увидела, что горит терапевтическое отделение. Тогда все стало ясно. С криком: “Война!” - я разбудила девушек. Мы кое-как оделись и выбежали. Госпиталь сильно бомбили. Жертв уже было много. На территории уже бушевал пожар.

Мы верили, что вот-вот подойдут свои. Неожиданно рядом появились немцы. Помню, Вера Хорецкая как раз перевязывала раненого бойца. Гитлеровцы безжалостно пристрелили их обоих”. (Старшая медсестра хирургического отделения госпиталя П. Т. Ткачева.)

“Бомбежка длилась примерно час. Затем наступила тишина. Оставшиеся в живых быстро оделись, взяли оружие и послали связного из нашего подразделения в штаб полка, чтобы узнать, в чем дело.

Я быстро раскупорил ящики с боеприпасами. Все красноармейцы сразу же разобрали патроны и бросились к окнам занимать оборону.

Командиров в нашем подразделении не было, но мы все же понимали, что надо защищаться". (Рядовой транспортной роты И. Мельников.)

“Появились первые фашисты. Они замаскированы ветками. В руках у каждого автомат. Мы ждем. Подпускаем на расстояние прицельного выстрела и открываем залповый огонь. Когда мы начали стрелять, фашисты растерялись. Но прошла секунда, и цепь врага рванулась вперед. На мосту осталось несколько убитых. Сержант кричит: “Стреляйте метко! На одного фашиста двух пуль не положено”.

Из окна оборонительной казармы фашистов обстреливают из пулеметов и винтовок. А когда фашистам все-таки удалось перебежать мост, вдруг раздалось мощное, раскатистое “Ура!”. Организовавшись, бойцы стремительно переходят в контратаку” (Рядовой, стрелок Н. Испоштов.)

“Командование противника, очевидно, было слишком уверено в успехе своего прорыва, так как сразу же с запада на Мухавце появилась моторная лодка. В ней находилось 5—6 немецких офицеров в фуражках и черных клеенчатых плащах. От неожиданности мы даже перестали стрелять: так дерзко и нахально немцы вторглись  к нам, да еще в полный рост. Но эта растерянность продолжалась мгновение. Затем последовал такой огонь, что вода вокруг лодки забурлила от пуль. Лодка тотчас же лопнула и со всем экипажем пошла ко дну.

Началась обычная в обороне работа: наблюдения, поиски цели, обеспечение боеприпасами. На нижнем этаже находился военторговский магазин, где был хлеб, кондитерские изделия и т. п. Мы его открыли и бойцы получили свой первый военный паек". (Младший лейтенант, командир взвода Ф. Забирко).

"В тот памятный день, 22 июня, фашисты пять или шесть раз ходили в атаки. А в промежутке между ними враг методически бомбил крепость, подвергал ее обстрелу. Случалось, что отдельные группы особо отъявленных головорезов прорывались в наше расположение и пытались забросать нас гранатами, выбить из крепостных зданий, но это им не удавалось, так как большую часть брошенных гранат ловили смелые, ловкие руки наших бойцов и командиров и посылали обратно на головы врагов.

В первый день рядовой Васильковский принес мне планшет с военной топографической картой, взятой им у убитого фашистского офицера. Эта карта раскрыла нам весь замысел вражеского командования. По приказу они должны были овладеть крепостью к 12.00 22 июня”. (Лейтенант А. Виноградов).

22 июня. День.

В полдень страна узнала о вероломном нападении гитлеровской Германии. Несмотря на воскресный день, на заводах, площадях Горького состоялись митинги. Решение было одно — дать врагу отпор. В военкомат потянулись добровольцы. В стране вводилось военное положение.

Дивизионный пастор Рудольф Гшепф, еще не переходя границы, по слухам и словам офицеров связи записывал в своем походном дневнике:

“Огонь артиллерии причинил сравнительно небольшие разрушения кирпичным стенам крепостных зданий. А на подвалы и казематы он вообще не оказал влияния. Русские были подняты на ноги нашим огнем прямо с постели: это видно было из того, что первые пленные были в нижнем белье. Однако они удивительно быстро сформировались в боевые группы позади наших прорвавшихся вперед рот и начали организовывать отчаянную и упорную оборону. Особенно опасными для нас были многочисленные “кукушки”, которых в густой листве деревьев необычайно трудно было разглядеть и захватить.

Наши потери в людях, особенно в офицерском составе, вскоре приняли прискорбные размеры”.

Конечно, после проигранной войны, оправдывая заминку своей дивизии, можно сослаться и на толщину крепостных стен.

В марте 1942 года в боях в районе северо-западнее города Лида наши войска разгромили 45-ю пехотную дивизию противника уже третьего формирования. Следует напомнить, что первый раз дивизия пополнилась сразу же после Бреста, оставив в этом городе три воинских кладбища - 1500 солдат.

В захваченных документах значилось, что на крепость обрушили огонь десять легких и три тяжелые батареи. Химический полк особого назначения девятью своими батареями в считанные минуты послал 2880 зажигательных снарядов. Две 600-миллиметровые артиллерийские установки способны были пробивать подвалы и казематы. Вели огонь девять 210-миллиметровых мортир и еще два дивизиона мортир меньших калибров. Через несколько дней были подтянуты две самоходные артиллерийские установки “TOP”, способные из двух снарядных стволов выпускать единовременный заряд весом свыше трех тонн.

Ни одному из снарядов перечисленных орудий не могли противостоять крепостные стены. К началу войны крепость полностью потеряла свое первоначальное оборонительное значение. И сейчас, когда мы произносим слово “крепость”, то в первую очередь должны иметь в виду ее защитников. Их стойкость была тверже самых крепких стен, поэтому вновь обратимся к их воспоминаниям.

“Я плохо разбираюсь в военных делах, и мне было непонятно, почему лейтенант Кижеватов с группой бойцов обороняются в руинах комендатуры и пограничной заставы. Когда он с бойцами принес к нам в подвал раненого пограничника, я сказал ему, что ведь из подвала полка,  который находится рядом, безопаснее и лучше вести огонь.

- Нет, нельзя нам уходить, — ответил Кижеватов. - Немцы сейчас же воспользуются этим и передадут, что пограничники уничтожены, а комендатура и застава заняты.

Пограничники ушли со своего рубежа только тогда, когда от здания остались руины". (Вольнонаемный врач Н. Контровская).

“Из штаба погранзаставы выбежал старший лейтенант и при перебежке через дорогу был убит. Следом за ним выскочила, видимо, его жена с сынишкой лет четырех-пяти. Мальчик, увидя отца, бросил руку матери, сел на дорогу возле убитого и, тряся его, звал: “Папа! Папа!” Фашисты, не считаясь с тем, что это малыш, открыли по нему огонь. Пуля пробила мальчику руку ниже локтя. Ребенок же с большими от испуга глазами продолжал звать отца. Кисть его руки безжизненно висела, но он не плакал. Мы внесли его через амбразуру в подвал, (Сержант К. Клопов).

“Ненавидеть врага по-настоящему мы научились, только соприкоснувшись с ним вначале в крепости, а потом в плену. Помню случай: фашисты окружили нас с автоматами и пулеметами и начали обыскивать. Один из них подошел к сидевшему рядом со мной красноармейцу и потребовал, чтобы тот снял и отдал ему звездочку с пилотки. Красноармеец не понял. Тогда немец вытащил из кармана целую горсть звездочек и прокричал, что это столько наших голов у него на счету". (Рядовой С. Салуцкий).

На третий день войны начальник штаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Гальдер запишет в своем служебном дневнике, что специальной комиссии поручено “расследовать действия 45-й пехотной дивизии” и выяснить, почему она зря понесла в районе Бреста большие потери.

Комиссия тщательно разобралась во всем и признала действия командира дивизии правильными, но... “ошеломляющее наступление на крепость, в которой сидит отважный защитник, стоит много крови... Русские в Брест—Литовске дрались исключительно упорно, они показали превосходную выучку пехоты и доказали замечательную волю к сопротивлению”.

Что же предпринимает командование дивизии? “Осталось только одно решение - заморить голодом и жаждой, тем самым принудить русских сдаться в плен, а потому необходимо прибегнуть ко всем средствам, ускоряющим их изнурение”.

Вячеслав Федоров

На снимках:

1. Мемориал защитникам крепости.
2. Вражеская мотопехота.
3. Разбитый собор.
4. Вход в крепость.
5. Монумент “Штык”.
6. Такие фотографии находили у убитых гитлеровцев.
7. Скульптура “Жажда”.