– 1, 2
 
 

“Фарман”, который видели нижегородцы.

РЕПОРТАЖ ИЗ ПРОШЛОГО

Первые крылья

8 марта 1910 года в России произошло событие, которое особого ажиотажа не вызвало, но было отмечено всеми без исключения выходившими тогда газетами.

В Одессе на ипподроме Бегового общества состоялся единственный полет русского авиатора Ефимова. Сам полет диковиной не был. До Ефимова в небо поднималось много авиаторов. Но это был первый полет русского авиатора.

В апреле Россия имела уже трех летчиков: Михаила Ефимова, Николая Попова и Сергея Уточкина. К концу года их стало вдесятеро больше.

1910 год был для России авиационным годом. Именно тогда появились первые фанаты, объединившиеся в воздухоплавательные общества. Было такое и в Нижнем. Попробуем с помощью старых публикаций перенестись в ту пору и восстановить атмосферу, в которой проходили полеты первых русских летчиков.

В августе 1910-го Нижний ждал Сергея Уточкина.

Афишами пестрел город: “Уточкин... Уточкин... Полеты на высоту. Побитие собственного рекорда на продолжительность. Рекорд 1 час 4 минуты установлен Уточкиным в Варшаве. Спуск с высоты 100 метров с остановленным мотором. Фигурный полет. Полет с пассажиром”.

Но кто такой Уточкин? Провинция его еще не знала, поэтому знатоки из Нижегородского общества воздухоплавания были нарасхват:

— Как, вы не знаете, кто такой Уточкин? Это же кумир Одессы.

Нижегородские афиши о Сергее Уточкине (кликнуть для увеличения)
Нижегородские афиши о Сергее Уточкине (кликнуть для увеличения)

Да, Сергея Исаевича любили в этом южном городе. Он был известен и как велогонщик. В городе “болели” велогонками и Уточкина прозвали Рыжим. Вихрь гонки летел по циклодрому, а вслед неслось: “Рыжий! Жми, Рыжий!” Когда он покидал Одессу и отправлялся в другие города, болельщики дежурили у телеграфа и осаждали редакции местных газет.

А как Уточкин плавал! Как управлял яхтой! Как играл в футбол, бегал, ездил на роликовых коньках! Острота борьбы, азарт не отпускали его. Потом он стал авиатором. Угробил на аэроплан “Форман” все свои накопления. Учился летному делу во Франции.

— Что вам еще нужно знать об Уточкине? Все увидите сами, господа. Он едет. Он будет в Нижнем летать.

* * *

Некто С. Бровский разразился в газете “Волгарь” поэтическим спичем “Мысли об авиации”.

“Вверху небо — внизу земля, а посередине, на ясном фоне близкого заката, огромными кругами реет огромная птица, и где-то в глубине ее ажурного сплетения виднеется маленький темный комочек.

Это — сердце птицы, вызывающее ее движение.

Это — мозг птицы, направляющий их по своему желанию.

Это — человек.

Он потребовал у природы несколько кусков металла и дерева. Он приказал ей выделить нужную для него частицу тепловой энергии и поднялся высоко над землей.

Высоко над толпой поднялся гений человеческой мысли”.

Авиатор Сергей Уточкин

* * *

Этот поэтический изыск мог вдохновить разве что молоденького гимназиста. Нижегородская публика, избалованная сенсационными дивами ежегодной ярмарки, жаждала зрелищ без предисловий.

“Как по заказу, вечер удался на редкость хорошим: было тепло и солнечно, чего уже давно не видели нижегородцы. Хорошая погода и невиданное еще доселезрелище привлекали колоссальное количество публики, которая компактными массами направляющуюся к ипподрому на лошадях, автомобилях, но больше пешком. Благодаря обилию экипажей, незадолго до начала полета, объявленного на 6 часов вечера, образовалась от ярмарки до ипподрома сплошная вереница экипажей, тянувшаяся шаг за шагом. Под ноги лошадей подвертывались пешеходы, месившие довольно глубокую грязь; раздавались грозные окрики городовых, ругань, ржание лошадей... В вагонах электрического трамвая, ходившего двойными комплектами, и на баркасах легкого пароходства, направлявшихся к ярмарке, места брались с боем: все стремились на ипподром.

Вокруг последнего снаружи и внутри были расставлены войска и чины полиции для наблюдения за порядком. Мера эта оказалась далеко не лишней, так как желающих бесплатно полюбоваться редким зрелищем вблизи оказались тысячи. Даже были попытки взобраться на забор.

Задолго до начала полетов окрестности ипподрома оказались буквально усеянными даровыми зрителями. Особенно много их набралось на подошве гордеевской церкви и других возвышенностях; на крышах домов, церковных карнизах, деревьях. Количество зрителей надо было насчитывать десятками тысяч".

* * *

После первого дня полетов подсчитали, что валовой сбор выразился в солидной сумме — 7814 рублей 82 копейки. Судя по корешкам билетных тетрадей зрителей было около 6000, не считая почти 1000 нижних чинов местного гарнизона, допущенных бесплатно. На противоположной стороне от членской трибуны было 2874 человека, взявших билеты стоимостью в полтинник.

Зрелище тоже счет любит.

“Фарман”, который видели нижегородцы.

* * *

“Накануне полетов к господину Эйхенвальду (импрессарио Уточкина) явился один молодой человек в косоворотке, по виду мастеровой, который чуть не со слезами на глазах умолял устроить ему полеты с Уточкиным. Причем предлагал все свои сбережения в сумме 100 рублей. Господину Эйхенвальду стоило большого труда отговорить от этой затеи фаната авиации”.

Кому был нужен этот мастеровой? На полет была уже заявлена Адельжиза Учеллини, дочь гастролировавшего в Нижнем циркового транформатора Уго Учеллини. Замышлялся трюк на тысячную прибыль. Маленькая Адельжиза, видимо, просто Лиза, хорошо говорила по-русски.

— Вы не боитесь полета?

— Не, с Уточкиным не страшно.

Полететь девочке так и не удалось. Барахлил мотор, и авиатор не рискнул поднять ее в воздух. Но даже после этой неудачи зритель повалил на трансформации Учеллини. История умалчивает сколько было отстегнуто Уточкину за рекламу.

Сергей Исаевич еще не догадывался, что авиация не терпит рекламной суеты. Превращая свои полеты в шоу, Уточкин спохватится, что аэропланы созданы не для этого. На одном из полетов на него с горечью будет смотреть молодой артиллерийский поручик Петр Нестеров. Сам, мечтая о полетах, он даже не подойдет к летчику познакомиться. Человек, казалось бы, далекий от авиации, понимал, что Уточкин... не владеет самолетом. Он делает лишь то, чему его научили.

И к нему придет разочарование. Через шесть лет его не станет. Официальная версия смерти — воспаление легких. На самом деле — передозировка наркотиками. Он остановился в пути.

* * *

А пока — триумф! Репортеры местных газет соревновались в своей прыти. Кто первым прорвется к Уточкину и хотя бы потрогает его “Фарман”? Кто лучше напишет о полетах и чью газету наутро будут расхватывать жаждущие подробностей обыватели?

Вне всякого сомнения, удалью взял безымянный репортер “Нижегородского листка”. Он оказался вездесущ и к тому же неплохо знал авиацию.

“Аппарат устанавливают на место, куда направляется и г. Уточкин. За ним идут офицеры, корреспонденты, его знакомые и др. Вскоре подходит и г. губернатор, которому г. Уточкин начинает детально объяснять систему аппарата, показывая действие руля и других приспособлений.

Вдруг из публики гулко прокатывается раскатистый смех, сопровождающийся криками:

— Новый авиатор объявился!

Это упал фотограф-любитель, снимавший аппарат и окружающих его. Он упал вместе с фотографическим аппаратом.

Покончив с объяснениями, Уточкин уселся впереди аппарата и взлетел. На этот раз он взял еще большую высоту, продержавшись в воздухе 3 минуты 15 секунд. По-прежнему дивное зрелище человека в воздухе, наподобие птицы, изящно и легко парящего в высоте и передвигающегося по заранее избранному направлению, вызвало бурю восторга у зрителей”.

Уточкин не баловал публику. Он сделал два круга, сел и покатил к ангару.

“Полет окончен! — прокричал кто-то из распорядителей в публику, и последняя как-то нехотя стала расходиться, оглядываясь на аппарат, двигавшийся к ангару.

Сама гастроль Уточкина продолжалась около 15 минут.

* * *

Подбивая итоги гастролей Уточкина, газета “Волгарь” опубликовала бытовые зарисовки “из народа”.

“Блестящие полеты г. Уточкина над ярмарочным ипподромом вызвали среди простонародья разговоры и подчас чрезвычайно дикие умозаключения.

Между прочим нам сообщают разговор одного лица, возвращавшегося с ипподрома в город с извозчиком.

На вопрос пассажира, какое впечатление произвел полет авиатора, извозчик отозвался весьма одобрительно, причем в заключении убежденно сказал:

— Если бы так хорошо не летал, давно на виселице был. Уточкин к виселице приговорен был, да вишь ослободили, потому летать уж больно горазд.

Пассажир, крайне пораженный таким нелепым суждением, пытался было уговорить возницу, что тот говорит вздор и чепуху, но извозчик только недоверчиво головой покачивал, видимо, плохо веря в доводы господина”.

* * *

Но это так, для развлечения публики. Считается, что читатель любит такие пикантные подробности.

Полеты Уточкина в Нижнем были пределом восхищения лишь для дилетантов, для той самой публики, которая жаждала зрелищ. Возможно это она получила сполна. А вот в постоянной рубрике “Нижегородского листка” “Авиация” некто “Пилот” с грустью писал:

“Авиатика еще далеко не приспособлена для служения военным целям. Мы видим в ней пока “безумство храбрых” — если говорить об аэропланах, — чем холодную расчетливость”.

Чес Сергея Уточкина по городам и весям сослужил для становившейся на крыло авиации, дурную службу. Он превращал ее лишь в развлечение публики.

* * *

А между тем газеты писали:

"В июле 1910 года “морское ведомство приобрело для Черноморского флота моноплан “Антуанетт”. Совершать полеты и обучать чинов авиации будет лейтенант Дорожинский, который теоретически и практически изучил в Париже воздухоплавание и удостоен звания пилота. Это первый русский офицер-пилот”.

Но это была уже другая авиация, далекая от криков толпы и бросания на шею пилотам барышень. Все это любил Сергей Исаевич Уточкин.

У той, скрытой пока для глаз авиации будут свои служители. Уточкина среди них не будет.

* * *

А по Нижнему расклеивали новые афиши:

“1 сентября на ярмарочном ипподроме состоятся полеты авиаторов А. Васильева, В. Кебурова и М. Летора. Авиаторы летают на вновь полученных из Парижа монопланах “Блерио” (бабочная) с моторами “Гном” в 50 лошадиных сил и “Анзани” в 25 лошадиных сил”.

Из трех фамилий пилотов выделим Александра Васильева. Он ехал в Россию прямиком из Парижа, где учился летному делу. Его дебютный полет на родине должен был начаться с Нижнего Новгорода.

Перед отъездом из Парижа его полеты посмотрел сам Блерио. Ему принадлежат слова:

— Вы — смелый летчик. Предсказываю вам блестящую карьеру, рекорды.

В Нижний он ехал воодушевленным.

“Почему небольшая Франция стала авиационной законодательницей, а в нашей стране только-только, как робкие, неумелые струны, начинают звучать в высоте голоса моторов и пропеллеров. Обидно! Надо изменить существующее положение”.

Все еще шел 1910 год. В Нижнем Новгороде заявляли о себе первые российские летчики. Не будем говорить, что здесь зарождалась авиация. Это нескромно. Но то, что мнение о ней шло отсюда, — это точно.

 

Вячеслав Федоров

На снимках:

  1. “Фарман”, который видели нижегородцы.
  2. Нижегородские афиши.
  3. Авиатор Сергей Уточкин.
 
 
– 1, 2
 
     
   
 
РЕКЛАМА
Проголосуй за Рейтинг Военных Сайтов! Яндекс.Метрика